Как я рожала в Канаде (Торонто, Mount Sinai Hospital)
ПДР у меня был на 3 сентября, но где-то внутри я была уверена, что рожу позже — так в итоге и получилось.
Да, схватки были… настоящие.
Тренировочные начались ещё в июле, но такие редкие и слабые, что их легко было не заметить. А вот с прошлого вторника (ещё в августе) они стали ощутимыми, и это нас слегка напрягло, потому что мы с мужем очень надеялись прожить ещё хотя бы недельку спокойной жизни — до приезда мамы. Поэтому пару дней я вела себя максимально осторожно. Схватки были лёгкие, но заметные, примерно пару раз в день, так что паники особой не было. Врач посмотрел — раскрытие полсантиметра, с таким можно и день ходить, и неделю.
После 39 недель моё отношение к беременности резко поменялось. Если до этого я чувствовала себя вполне бодро — несмотря на вес, отёки и прочие «радости», носилась по городу, плавала в бассейне и думала, что могу так ходить вечно, — то после 39 пришло чёткое ощущение: ещё чуть-чуть, и я просто развалюсь. Начало раздражать вообще всё.
В воскресенье, 2 числа, прилетела мама. Мы сходили к друзьям на день рождения, и как-то морально я уже была готова рожать. Схватки особо не менялись, мы гуляли по городу, показывали маме Торонто. В глубине души я была уверена, что перехожу срок, но начинала нервничать — врачи предупреждали, что больше недели после ПДР никто гулять не даст, будут ускорять, а мне очень хотелось, чтобы всё началось само. А 4 сентября на животе появились растяжки — я была зла страшно, так обидно, почти дотянула без них.
Мы продолжали гулять, ещё и ещё. В среду мне позвонили от врача и сказали, что на четверг назначено УЗИ к пятничному приёму. С вечера среды схватки шли примерно раз в час–полтора, всё ещё терпимые. Утром в четверг — то же самое. УЗИ показало, что с ребёнком всё отлично. Мы снова пошли гулять. К вечеру схватки стали раз в полчаса, а ближе к ночи — ещё чаще. Муж с мамой уже начали переживать всерьёз, засекали время. Мне они казались лёгкими, но внезапно перешли на интервал около 5 минут. После 40 минут таких схваток меня уговорили позвонить в роддом. Я была уверена, что меня отправят домой, но там сказали: можете подождать, а можете приехать, посмотрим.
Под давлением «общественности» я согласилась ехать. По дороге во время схваток читала стихи — проверяла, могу ли говорить. В арсенале были «Раз, два, три, четыре, пять…» и «Мой дядя самых честных правил». Их хватало.
В больницу мы приехали ровно в полночь. Зарегистрировались, поднялись на родовой этаж, попали в триаж. Муж вообще планировал меня сдать и уехать, но быстро стало ясно, что здесь система рассчитана на присутствие кого-то «своего» рядом — мужа, мамы или доулы. Меня осмотрели, поставили катетер для антибиотиков (стрептококк группы B) и сказали, что раскрытие всего 2 см. Честно — я и не ожидала большего, но всё равно стало грустно. Нас отправили гулять по больнице на час-два.
Мы гуляли… сначала бодро, потом всё хуже. В какой-то момент я стояла, согнувшись у стены, дышала, и какая-то девушка спросила, всё ли со мной в порядке. Я ответила: «Да, всё нормально, я рожаю». Она почему-то испуганно убежала. Когда я уже не могла пройти и пяти метров без схватки, мы вернулись, и меня перевели в родзал.
После практически непрерывных схваток, с жуткой болью в спине и пониманием, что впереди ещё много часов, я попросила эпидурал. Я заранее много читала, взвешивала риски и понимала, что боюсь именно длительной боли. К тому же в этой больнице сильная анестезиологическая команда. Пока ждали врача, муж делал массаж, я прикладывала лёд — помогало слабо. Эпидурал стал облегчением.
С 4 утра до 10 мы дремали: муж в кресле, я с наушниками. Раскрытие шло хорошо, врачи и медсёстры сменялись, все разные — и по характеру, и по уровню. Самой крутой оказалась последняя, пожилая медсестра африканского происхождения.
Схватки я чувствовала, но терпимо. Главный минус — я была прикована к кровати, могла только переворачиваться. Мониторы на животе ужасно мешали.
В 11 утра сказали, что полное раскрытие и пора тужиться. И тут вылез минус эпидурала — схватки чувствую, а позыва тужиться нет. Тужилась по команде, глядя на мониторы. Долго ничего не происходило. Голова большая, плюс положение не идеальное. Я устала, врачи устали. Меня оставили отдохнуть, добавили окситоцин.
Потом дело пошло бодрее, головка появилась. В какой-то момент предложили вакуум или щипцы, врач ушла советоваться. А я вдруг почувствовала, что ребёнок уже почти тут, и, возможно, просто испугалась инструментов. Когда врач вернулась, малыш уже почти родился.
В 17:35 7 сентября 2007 года сын появился на свет. Его положили мне на живот. Я сказала: «Привет, Данила», а он что-то пробормотал и уже потом заплакал. Муж пуповину резать не стал — доверил профессионалам.
К груди приложили примерно через полтора часа. Сын сразу понял, что делать. Родился 3715 г, а в две недели был уже 4330 — педиатр была в шоке.
Послеродовая палата была на двоих. Муж и мама сменяли друг друга, медсёстры приходили по звонку. Гостей можно было пускать, но мне никого не хотелось. Интернет был по Wi-Fi, телефоны просили не включать.
Было больно, тяжело, но при этом ощущение удовлетворения — от себя, мужа и результата. На второй день соседкой была женщина после КС, к ней ходила толпа родных, было шумно. Тогда я особенно оценила выписку в воскресенье вечером — домой хотелось ужасно.
А дальше началась уже совсем другая жизнь.
ПДР у меня был на 3 сентября, но где-то внутри я была уверена, что рожу позже — так в итоге и получилось.
Да, схватки были… настоящие.
Тренировочные начались ещё в июле, но такие редкие и слабые, что их легко было не заметить. А вот с прошлого вторника (ещё в августе) они стали ощутимыми, и это нас слегка напрягло, потому что мы с мужем очень надеялись прожить ещё хотя бы недельку спокойной жизни — до приезда мамы. Поэтому пару дней я вела себя максимально осторожно. Схватки были лёгкие, но заметные, примерно пару раз в день, так что паники особой не было. Врач посмотрел — раскрытие полсантиметра, с таким можно и день ходить, и неделю.
После 39 недель моё отношение к беременности резко поменялось. Если до этого я чувствовала себя вполне бодро — несмотря на вес, отёки и прочие «радости», носилась по городу, плавала в бассейне и думала, что могу так ходить вечно, — то после 39 пришло чёткое ощущение: ещё чуть-чуть, и я просто развалюсь. Начало раздражать вообще всё.
В воскресенье, 2 числа, прилетела мама. Мы сходили к друзьям на день рождения, и как-то морально я уже была готова рожать. Схватки особо не менялись, мы гуляли по городу, показывали маме Торонто. В глубине души я была уверена, что перехожу срок, но начинала нервничать — врачи предупреждали, что больше недели после ПДР никто гулять не даст, будут ускорять, а мне очень хотелось, чтобы всё началось само. А 4 сентября на животе появились растяжки — я была зла страшно, так обидно, почти дотянула без них.
Мы продолжали гулять, ещё и ещё. В среду мне позвонили от врача и сказали, что на четверг назначено УЗИ к пятничному приёму. С вечера среды схватки шли примерно раз в час–полтора, всё ещё терпимые. Утром в четверг — то же самое. УЗИ показало, что с ребёнком всё отлично. Мы снова пошли гулять. К вечеру схватки стали раз в полчаса, а ближе к ночи — ещё чаще. Муж с мамой уже начали переживать всерьёз, засекали время. Мне они казались лёгкими, но внезапно перешли на интервал около 5 минут. После 40 минут таких схваток меня уговорили позвонить в роддом. Я была уверена, что меня отправят домой, но там сказали: можете подождать, а можете приехать, посмотрим.
Под давлением «общественности» я согласилась ехать. По дороге во время схваток читала стихи — проверяла, могу ли говорить. В арсенале были «Раз, два, три, четыре, пять…» и «Мой дядя самых честных правил». Их хватало.
В больницу мы приехали ровно в полночь. Зарегистрировались, поднялись на родовой этаж, попали в триаж. Муж вообще планировал меня сдать и уехать, но быстро стало ясно, что здесь система рассчитана на присутствие кого-то «своего» рядом — мужа, мамы или доулы. Меня осмотрели, поставили катетер для антибиотиков (стрептококк группы B) и сказали, что раскрытие всего 2 см. Честно — я и не ожидала большего, но всё равно стало грустно. Нас отправили гулять по больнице на час-два.
Мы гуляли… сначала бодро, потом всё хуже. В какой-то момент я стояла, согнувшись у стены, дышала, и какая-то девушка спросила, всё ли со мной в порядке. Я ответила: «Да, всё нормально, я рожаю». Она почему-то испуганно убежала. Когда я уже не могла пройти и пяти метров без схватки, мы вернулись, и меня перевели в родзал.
После практически непрерывных схваток, с жуткой болью в спине и пониманием, что впереди ещё много часов, я попросила эпидурал. Я заранее много читала, взвешивала риски и понимала, что боюсь именно длительной боли. К тому же в этой больнице сильная анестезиологическая команда. Пока ждали врача, муж делал массаж, я прикладывала лёд — помогало слабо. Эпидурал стал облегчением.
С 4 утра до 10 мы дремали: муж в кресле, я с наушниками. Раскрытие шло хорошо, врачи и медсёстры сменялись, все разные — и по характеру, и по уровню. Самой крутой оказалась последняя, пожилая медсестра африканского происхождения.
Схватки я чувствовала, но терпимо. Главный минус — я была прикована к кровати, могла только переворачиваться. Мониторы на животе ужасно мешали.
В 11 утра сказали, что полное раскрытие и пора тужиться. И тут вылез минус эпидурала — схватки чувствую, а позыва тужиться нет. Тужилась по команде, глядя на мониторы. Долго ничего не происходило. Голова большая, плюс положение не идеальное. Я устала, врачи устали. Меня оставили отдохнуть, добавили окситоцин.
Потом дело пошло бодрее, головка появилась. В какой-то момент предложили вакуум или щипцы, врач ушла советоваться. А я вдруг почувствовала, что ребёнок уже почти тут, и, возможно, просто испугалась инструментов. Когда врач вернулась, малыш уже почти родился.
В 17:35 7 сентября 2007 года сын появился на свет. Его положили мне на живот. Я сказала: «Привет, Данила», а он что-то пробормотал и уже потом заплакал. Муж пуповину резать не стал — доверил профессионалам.
К груди приложили примерно через полтора часа. Сын сразу понял, что делать. Родился 3715 г, а в две недели был уже 4330 — педиатр была в шоке.
Послеродовая палата была на двоих. Муж и мама сменяли друг друга, медсёстры приходили по звонку. Гостей можно было пускать, но мне никого не хотелось. Интернет был по Wi-Fi, телефоны просили не включать.
Было больно, тяжело, но при этом ощущение удовлетворения — от себя, мужа и результата. На второй день соседкой была женщина после КС, к ней ходила толпа родных, было шумно. Тогда я особенно оценила выписку в воскресенье вечером — домой хотелось ужасно.
А дальше началась уже совсем другая жизнь.